вторник, 30 апреля 2013 г.

...просто надо, видимо как-то понять, что это и есть счастье. Беготня и звон, хотенья какие-то, которые и проговорить-то не успеваешь, недосып и глаза на лоб и волосы дыбом, это вот. Осознать надо как-то.
Это же вот и есть жизнь..

ВЕХИ

Настя поет песни, просто ля-ля-ля и Крутится-вертится шар голубой - абсолютно без мотива. Декламирует вдруг ни с того, ни с сего Телефон и Краденое солнце.
И еще пришло к деточке осознание, что как-то часто мама ходит на работу. Стала спрашивать, а куда это я хочу идти по утрам, а вечером выдает: я боялась, что ты не придешь.
Эхехе, надеюсь, что все-таки за три месяца освоится, потом-то и вообще начнется хардкор, садик.

воскресенье, 28 апреля 2013 г.

Масяня "Человечики"

http://youtu.be/0WwpPNiPty4

я не знаю, почему опять видео не инкорпорируется в блог. Ну вот не инкорпорируется, хоть тебе что.
Но очень верное видео.
гыгыгыгы.
Про меня на первом году деточкиной жизни.
отсюдова рассказ:

"Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно… — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?


Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
— У вас есть дети?
— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.

— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин».
Лермонтов «Мцыри».
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…
Максим слушал.
— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…

— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.

— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети".

Майк Гелприн, Нью-Йорк (Seagull Magazine от 16/09/2011)

суббота, 27 апреля 2013 г.

ВЕХИ

Ну ведь два и шесть, а я это не отметила никак, а-я-яй мне.
Настя перетаскивает по квартире стул и достает до высоких полок. Берет, например, тюбики с кремом. Самостоятельно научилась откручивать пробочки, и теперь с удовольствием намазывает руки всем, до чего сумела дотянуться.
Перестала наконец-таки поедать зубную пасту, теперь дает почистить зубы себе, и сама пробует.
Умеет сама есть и когда остается с бабушкой, именно так и делает - и ложкой, и вилкой. С мамой, правда, предпочитает особенно самостоятельность не проявлять и любит, чтоб кормили.
С одеванием, похоже, сходный случай: со штанишками вполне способна справляться самостоятельно. Правда вот кофточки ни надевать, ни снимать не умеет.
Книжки, по слухам, читает, но без меня. Со мной норовит смотреть мультики, в основном - бесконечного совершенно Лунтика. И у меня такое ощущение, что знает она его тоже наизусть всего.
На улице любит кататься с горок, и опять настал сезон копания песка.
Стучу себя по голове за то, что не записываю за ней, но не записываю. У бабушки там альбом специальный, надо будет из него переписывать хоть что-то, хоть частями.
И вообще она противоречивый человек, то дерется, то целуется.
К общению с другими детьми стремится, все время к ним на улице обращается, стремится играть.

Была тут на собрании в детсаду. В августе будем пробовать сдаваться. Как она там будет самостоятельно засыпать - не постигаю. Но видимо как-то да будет. Поживем - увидим.
А вот кому слабо упороть пол-батона за полдня?
А мне не слабо.
Я вспомнила, что такое гренки.
В яйце с сахаром и малой толикой молока.
Ну как вы думаете, не напасть?
Не буду больше покупать батон.

четверг, 25 апреля 2013 г.

Еду в Печоры. Наблюдаю, как дождь пытается смыть слой грязи с окна.
Грязь раскисла и уже в общем не очень сопротивляется, но поток воды
недостаточно сильный. Получается муть и разводы.

вторник, 23 апреля 2013 г.

С почином.

Первый день семинара миновал.
В загашнике теперича у меня напрочь отпрыганные ноги и первая презентация в рамках тк-скть программы. Отчитала.
Дййствительно много всего надо держать в голове.
Действительно сложно пока концентрироваться и на содержании семинара и на орг моментах (ну если доклады на семинаре не проходят целиком на автомате как у супер-опытных докладчиков).
Действительно непросто, занимаясь семинаром, продолжать и успевать делать и другую работу.
НО в общем - пока положительный настрой держится, и все еще сохраняется впечатление, что все это - дело навыка и времени.
Ну а что будет дальше - посмотрим-поглядим.

воскресенье, 21 апреля 2013 г.

Настя говорит: сделай мне ислаган. Это значит, надо поставить руку
поперек горки и сказать: на старт, внимание, марш, а потом поднят
шлагбаум, чтоб она поехала.

Best regards

хехе, вот она, автоподпись :)

среда, 17 апреля 2013 г.

Кофеварка - зло.
Можно упиться кофеем до полного изумления.

А работа - азарт и ужас. Я поняла, поняла где мой адреналин.

Пьянящий ритм аврала каждый день, ггггг.

Все, на большее нет сил, пойду погружусь в домашнее хозяйство.

Ваша Я.

понедельник, 15 апреля 2013 г.

Форсквер в телефоне приказал долго жить.
Надпись ssl handshake failed, которую он мне пишет при попытке входа, вводит меня в неизменный ступор.
Поняла, что не написала отчетный пост про командировку. Видимо уже и не напишу, ибо сейчас надо срочно спать, 5 часов осталось, а с завтрашнего дня и до 24 будет гонка и амбец.
Ну в конце концов, сколько их еще будет, командировок :)

суббота, 13 апреля 2013 г.

Приехала

четверг, 11 апреля 2013 г.


А это я просто сходила погулять по холодку перед ужином.

Впечатления дня

Я невозможно хочу спать, но если сейчас не напишу, то потом точно нет. А хочется. Уж ладно, завтра можно поспать на полчаса дольше.

Ходили сегодня на экскурсию, и ездили тоже. Ходили сначала немножко пешком до местного достопримечательного замка, вот он.


потом кружили по городу на автобусе, который местами еле протискивался по улицам. Город оказался сильно похож на Норртелье, маленькие аккуратные улочки, скверики, домики не выше трех этажей, тротуарчики, площадочки (так и хочется сказать). Весь маленький, короче.
При этом выжимает максимум из своих достопримечательностей. При этом очень достойный музей, в том же самом замке. Мы туда вечером отправились на более подробную экскурсию с трапезой, и это сумасшедшая идея.
Вот уж где молодцы они.
В средневековой трапезной с такими вот потолками и свечами на капителях колонн,

, за деревянными столами,на глиняной посуде, деревянной ложкой и грубым ножом


под аутентичную, прошу заметить, музыку
. и это скажите спасибо, что я музыку не прикладываю, а я ведь записала на диктофон.
Да плюс конферанс в костюмах, с зачитыванием на двух языках правил средневекового поведения за столом, да с появлением епископа, бывшего хозяина замка, благословляющего гостей на трапезу, да с предварительным омовением рук в чашах с водой и лепестками (и с вытиранием рук о скатерть, кстати - я не шучу). Да плюс потом еще и танцевальная группа с подходящими случаю танцами, которым потом немножко поучили гостей.
В общем огого мероприятие.

среда, 10 апреля 2013 г.

Впечатления дня.

Утром завтрак, хороший, потом с манатками в офис. Опасалась, что приду первая и буду стоять под дверью, так и вышло. Но не долго, полминуты, потом стали подтягиваться хозяева.
Вообще вот отдельная тема - офис. В старом многоквартирном доме каждая квартира отведена под организацию. Без перепланировки, просто ремонт, и соответствующие офисные мебель и оборудование. Кухня сохранилась, кстати, в своем изначальном качестве. Я же фанат идеи, что 8 часов рабочего времени человек должен проводить в приятном месте и в приятной компании. Так вот, это очень хороший пример. Может и есть какие внутренние терки в этом коллективе, но ощущения от них всех самые благостные.
Дальше - сбор в автобус и поездка на место основного совещания, к чему собственно была вся подготовка поутру и вчера, и очевидно многие уже дни до этого. 7 часов, и среди прочего - паром. На палубе было ярко и солнечно, но холодно, а я забыла в машине шапку, а поморозиться перед важным мероприятием не хотелось. Поэтому только немножко картинок:



Потом мы приехали, это Сааремаа, спа-отель некий; наскоряк съели хороший ужин, потом пошли готовить конференц-зал. И мы такие там распределяем по папкам распечатки разные, а за окном вон чего (кто еще не знал, что я люблю закаты и восходы, тот немедленно об этом узнал):


(на балкончик выйти не удалось, было там отчего-то закрыто, а оконное стекло добавило в фото некоторое количество нло. Ну и пусть, так даже более таинственно).
Ну а после трудов праведных я на отдых, расслабить ножки-ручки.
Это вообще-то явно на двоих рассчитано.

Одно омрачает: козявочка там без меня заболела засопливилась.

вторник, 9 апреля 2013 г.

Рига

Латыши вчера устроили мне флэш-моб, неоднократно подходили ко мне люди аутентичного местного вида, и начинали спрашивать что-то на родном языке. По интонации судя, узнавали как пройти в библиотеку, или который час, или какой автобус идет в сторону вокзала. Ну то-есть ровно то, что в пору мне у них спрашивать. Интересно, у меня такое средне-статистически латышское лицо?
Из впечатлений первого дня так же - чудесная атмосфера в рабочем офисе, и полное ощущение прогулок по Питеру от тех коротких маршрутов, которые я успела пройти ногами - от вокзала до гостиницы, потом до офиса, потом в короткой вечерней прогулке по окрестностям и до кафе.
Кстати о кафе - вот приятно, когда наобум зашел и так удачно попал.
Я сначала-то завернула в заведение под названием "Трактир", но по красной косоворотке ринувшегося навстречу официанта поняла, что искателю аутентичных местных впечатлений тут делать нечего.
Потом завернула в заведение с лягушкой у входа и очень не прогадала. Я вот теперь интересуюсь, везде в Латвии такие большие порции? Это был единственный минус который я обнаружила в заведении.
Ну вот, если коротко - то так.
Сюрприз,я опят не в силах, не в силах писать, я спать хочу.

Тут весь день был снег, когда крупкой, когда хлопьями. И довольно прохладно.
И все равно хорошо.

Несколько дурацких картинок.
А больше ничего не сняла, ибо пасла капризный цветной ксерокс.
Я.







воскресенье, 7 апреля 2013 г.

Погода-парадокс.
Солнце лупит во все небо, тепло и безветренно. При этом снег
практически не тает, потому что свежий и белый. Почти нет луж.
Ребята, весна-то где?
А еще вот относящийся к теме вопрос: лето в этом году планируется?

четверг, 4 апреля 2013 г.

Это тебе подарок, сказала Настя

среда, 3 апреля 2013 г.

Мне нравится работа, и место работы.
Правда я пока еще, как мне говорят, пороху не нюхала. И что будет тяжелее и загруженнее в разы.
Но вот оно будет, и мы посмотрим.
А пока времени писать и сил нету абсолютно.
Детка тяжело переносит прививку, хорошо хоть это последняя акдс.
Пошла я укладываться, завтра новый день.

понедельник, 1 апреля 2013 г.

Это статья, если что

Жить красиво:

«Я красивая?» - кокетливо спросила Ева.
«Разве у меня есть выбор?»- мрачно подумал Адам.
Часть 1. Красота в первый раз

В детстве, когда деревья, коты и собаки были большими, я росла доброй девочкой. Я слушалась маму и много читала. Мамы других девочек меня тоже любили. Потому что я не носила бантиков, пышных платьиц и чистых ногтей. Всегда приятно встретить ребенка, который слушается маму, но не так красив как твой. Впрочем это в природе человеческой. Сейчас не об этом.
Впереди брезжил коммунизм, жизнь полная приключений, скоро, совсем скоро советские экспедиции полетят на Тау Кита знакомиться с дружелюбными тау-китянами, когда я встретила Дмитрия.

Мы с Дмитрием посещали старшую группу в детском саду, где нас ежедневно травили компотом из сухофруктов. И где мы уже полгода как терроризировали остальных детей играми в отважных команчей, майоров вихрей и майорских дочек-матерей. Как в один прекрасный день все рухнуло. В группу пришла Екатерина. Носительница белокурых волос и хитрого носа пупочкой. И Дмитрий поплыл как пирога по Амазонке.

В тот же день в песочнице у меня случился катарсис. Катька, которая даже два плюс два сложить не могла, сказала Дмитрию «Мальчик, помоги мне надеть сандалик». И тут сил на объяснения у меня не осталось. Я треснула лопаткой согруппника Бориса, который фигура здесь абсолютно случайная, и вцепилась ему единственным передним зубом в ногу. Укусить Дмитрия язык не поворачивался, а Катька вызывала инстинктивное отторжение.

Собаки лаяли, басом орал Борис, воспитатели вызывали папу. В двух словах, хаос и кипеш. Дмитрий забыл про Катьку и открыв рот смотрел на моё чумазое лицо, со следами боевого пластмассового ведерка (Борис тоже был вооружён). А потом сказал:
- Ты такаааая красивая.

Вот тут я поняла, что красота внешняя должна уравновешиваться изнутри, возможно даже кипешем.

Часть 2. Про гусеницу

Однажды я выросла. Красота стала гораздо ближе. Позади была череда удачных и не очень экспериментов: зеленые волосы, черные ногти, красные волосы, белые ногти, плюс десять килограмм, минус десять килограмм, волосы кудрявые, нет волос – косыночка. Наконец отражение в зеркале стабилизировалось. Сформировались представления о красивых попах и вообще. Тогда я встретилась с настоящей красотой во второй раз.

Я лежала по делу в роддоме. Вокруг были женщины разной степени тяжести. Влажная уборка, тапочки, носочки, одинаковые байковые халаты в унылых линялых розах, похожих на чьи-то уши. Ожидание чуда.
Мы лежали в четырехместной палате втроем. Обычные женщины, менее всего озабоченные своим внешним видом. А под утро привезли тяжелую, совсем школьницу. Она была красива безупречно. Маленький аккуратный животик, синие глаза, чуть тронутые блеском губы и никаких жалоб. «Спасибо, у меня всё есть». Рожали все примерно в один день. Троим из нас принесли иконописных младенцев, мальчиков. Такие глянцевые дети достаточно редко появляются сразу. Крепкие щеки, уверенный бочковой рёв. А потом привезли из реанимации эту, красивую, и за ней её девочку.

У девочки оказалась маленькая сморщенная мордочка ярко-оранжевого цвета: желтушка, билирубин выше нормы, бывает. Красавица вздрогнула, впрочем взяла себя в руки. Она все время молчала, не тетешкалась, пока мы носились со своими отпрысками тиская их как котят… А под утро я от чего-то проснулась. Было тихо-тихо.

Красавица стояла на коленках перед кювезом с дочкой. Оранжевая мордочка сопела, завернутая в тугой кокон темно–зеленой больничной стерильной пеленки. Она застенчиво улыбнулась, погладила по щечке девочку и одними губами сказала: «Гусеничка ты моя».

А я заплакала, или рассмеялась, не помню.

Часть 3 Предтечи

Монализа смотрела на готовый портрет, мастер стоял чуть в стороне, чтобы ненароком не пропустить реакцию.
- Ну же ну, что скажешь, правда это красиво?
- Над нами будут смеяться, Лео, грустно сказала Мона. - Где я? Где жемчуга мои наследственные? Где мои длинные ноги, где брови, этта, насурьмлённые? Где белокурые волосы, где овал в конце концов лица?!
- Овца ты,- вздохнул художник. - Я нарисовал усредненную женщину, образец сдержанности и стиля. Образец мудрости, наконец! И вообще там главный пейзаж…

Так человечество познало истину, что художник имеет право на самовыражение. Особенно, если пейзаж. А донья Мона, естественно, устроила мастеру кипеш.

Эпилог

Для кого-то «красиво» это каминный огонь сквозь хрустальный бокал, для кого-то женщина на старой фотографии, для малыша мама, для Саврасова грачи, для математика изоморфизм факторизации по ядру, для безработного Иванько заморский Франклин или Грант на хрустящей зеленой бумаге.
А для кого-то просто выйти морозным утром на крыльцо, поскользнуться носом в хрустящий снег и увидеть искрящуюся ледышку. И вместо привычного «йошкен кот», на выдохе прошептать: - Красотаааааа…